Вкус пепла - Страница 127


К оглавлению

127

— Кто там лежит под радиатором машины, Эрнст? Может быть, ты будешь так любезен сказать мне?

Ответ был задан тихо, шипящим шепотом, и это более всего остального открыло Эрнсту, в какой тяжелый он попал переплет.

Набрав в грудь воздуха, он прошептал:

— Морган. Морган Виберг.

— Какого черта! — заорал Мельберг так яростно, что Эрнст и Йоста даже отшатнулись, а Патрик и Анника обернулись.

— Ты знал об этом, Хедстрём? — спросил Мельберг.

Патрик сердито мотнул головой:

— Нет, я не давал распоряжения приводить Моргана на допрос.

— Та-ак. Ты, значит, решил блеснуть! — Мельберг снова заговорил нарочито тихо и спокойно.

— Но вы же сказали, что надо заняться этим идиотом. И я, в отличие от него вон, — Эрнст мотнул головой в сторону Патрика, — полагаясь на вас, сделал, как вы сказали.

В нормальной обстановке подольститься к начальству было бы самым удачным ходом, но на этот раз Эрнст зашел так далеко, что даже это не могло настроить Мельберга в его пользу.

— Я что — так и сказал, чтобы Моргана забрали на допрос? Ну! Говорил я так?

Поколебавшись немного, Эрнст еле слышно прошептал:

— Нет.

— Вот так-то! — рявкнул Мельберг. — И где эта чертова «скорая»? Что они там, решили позавтракать по дороге?

Он был в отчаянии, и ему не стало легче от спокойного ответа Хедстрёма:

— Не думаю, что им надо спешить. Когда мы подошли сюда, он уже не дышал. Вероятно, смерть наступила мгновенно.

Мельберг прикрыл глаза. Перед его мысленным взором рушилась карьера всей жизни. Столько лет тяжкого труда, если не по части исполнения каждодневных полицейских обязанностей, то по части лавирования в джунглях политики, поддержания хороших отношений с влиятельными людьми и борьбы с теми, кто стремился вставлять ему палки в колеса. И вот все старания пропали зря из-за одного самонадеянного дурня.

Вновь неторопливо повернувшись к Эрнсту, он произнес ледяным тоном:

— Вы отстранены до окончания расследования. И я бы на вашем месте не надеялся, что смогу вернуться обратно.

— Но ведь, — начал было возражать тот, однако тут же умолк, увидев перед собой воздетый палец Мельберга.

— Тсс, — только и произнес он, и Эрнст понял, что игра проиграна. Можно было отправляться домой.

~~~

Гётеборг, 1957 год

Агнес с удовольствием потягивалась, нежась в широкой постели. Все-таки было нечто особенное в ощущении, которое испытываешь после занятий любовью, какой-то прилив жизненных сил, переполняющих все твое существо. Она посмотрела на широкую спину Пера-Эрика: сидя рядом с ней на кровати, он надевал идеально отглаженные брюки.

— Так когда же ты скажешь Элисабет? — спросила она, придирчиво разглядывая свои покрытые красным лаком ногти и не находя ни малейшего изъяна. Не дождавшись ответа, она подняла взгляд и вопросительным тоном добавила: — А, Пер-Эрик?

Он откашлялся:

— По-моему, сейчас еще рановато это делать. Прошел всего лишь месяц после смерти Оке. Что скажут люди, если…

Недосказанные слова повисли в воздухе.

— Мне казалось, что наши отношения значат для тебя больше, чем мнение разных там людей, — ответила она резким тоном, которого он еще от нее не слышал.

— Ну конечно же, дорогая, конечно! Мне только кажется, что нам следует… немного подождать, — сказал он, обернувшись и погладив ее обнаженные ноги.

Агнес посмотрела на него подозрительным взглядом. Лицо его было непроницаемо. Ее раздражало, что она никогда не может до конца прочитать его мысли, как читала мысли всех других мужчин. Возможно, именно поэтому с ним она впервые в жизни почувствовала, что встретила достойного партнера. Давно бы пора! Конечно, для своих пятидесяти трех лет она выглядела очень хорошо, но время даже на нее наложило отпечаток, и скоро она уже не сможет надеяться на свою наружность. Эта мысль страшила ее, поэтому ей было так важно, чтобы Пер-Эрик наконец исполнил свое великодушное обещание. Все годы, что длилась их связь, Агнес всегда контролировала ситуацию. Во всяком случае, так она считала. Но сейчас ее впервые посетило сомнение. Может быть, она дала обвести себя вокруг пальца. Ради его же блага она хотела надеяться, что это не так.

~~~

Священник Харальд Спьют любил свою профессию и был бы доволен жизнью, если бы не его человеческое одиночество. К сорока годам он так и не нашел себе подругу жизни, и это причиняло ему душевные страдания. Возможно, помехой служил воротничок священника, так как в нем самом, кажется, не имелось ничего такого, что помешало бы найти свою любовь. Он был по-настоящему хороший и добрый человек, хотя сам, говоря о себе, наверное, не употребил бы таких слов, поскольку отличался смирением и скромностью. Наружность его тоже не стоило винить: не киногерой, конечно, тем не менее он был вовсе не дурен лицом, не облысел и обладал завидным свойством не толстеть, несмотря на пристрастие к вкусной еде и многочисленные кофейные посиделки, без которых никогда не обходится жизнь священника в маленьком городке. А вот поди ж ты, личная жизнь все никак не складывалась.

Но Харальд не отчаивался. Иногда он думал, что сказала бы его паства, если бы знала, какую бурную деятельность он развил в последнее время, подавая объявления о знакомстве. Безрезультатно походив на «сельские танцульки» и любительские кулинарные курсы, он ближе к лету составил свое первое объявление, а дальше уже пошло по накатанному. Пока ему еще не удалось отыскать свою большую любовь, зато состоялось несколько замечательных встреч за обедом, и вдобавок появились хорошие друзья по переписке. Дома на кухонном столе три непрочитанных письма ждали, когда у него найдется свободное время. Но долг прежде всего!

127