Патрик бросил взгляд на Мартина, который держал наготове блокнот и ручку. Разумеется, в комнате тихо, как шмель, жужжал магнитофон, но у Мартина была привычка всегда вести собственные записи.
Кай погладил листок и раскрыл рот, собираясь что-то сказать. Мартин ждал, держа наготове ручку.
И в этот момент Анника распахнула дверь:
— Прямо перед нами на улице случилась беда, бегите скорей!
С этими словами она умчалась по коридору, и после секундной заминки потрясенные Патрик с Мартином выбежали следом за ней.
В последний момент Патрик вспомнил, что надо запереть комнату, где остался подследственный. Продолжать допрос придется позже, начав с того, на чем они сейчас остановились. Оставалось только надеяться, что нужный момент не упущен.
Невозможно было отрицать, что он испытывал некоторую озабоченность. Конечно, прошло всего несколько дней, но у Мельберга не было ощущения, чтобы между ними установился контакт, который должен быть между отцом и сыном. Разумеется, здесь требуется терпение, но все же ему казалось, что он не видит от сына заслуженной благодарности. Сыновнего уважения к отцу, той самой бескорыстной любви, о которой столько толкуют все родители, с примесью благотворного страха. Мальчик казался ему каким-то равнодушным. Он целыми днями валялся на диване, в огромном количестве поедал чипсы и играл в свою электронную игру. Мельберг не мог понять, в кого он такой вялый. Должно быть, это перешло к нему с материнской стороны. Вспоминая собственную молодость, он видел себя сгустком энергии. Спортивных достижений он не мог уже припомнить, да и вообще память не сохранила ничего, связанного со спортом, но он не сомневался, что все это было, лишь позабылось за давностью лет. В собственном представлении он в юные годы был мускулистым и подвижным.
Мельберг посмотрел на часы — до полудня еще довольно далеко. Пальцы нетерпеливо барабанили по письменному столу. Пойти, что ли, домой и с пользой провести время в обществе Симона? Он, наверное, обрадуется. Подумав хорошенько, Мельберг понял, что сын его стесняется, но в душе мечтает о том, чтобы папочка, который так мало бывает дома, пришел и помог ему вылезти из скорлупы. Конечно же, в этом все дело! Мельберг облегченно вздохнул. Хорошо, что он понимает молодежь, а не то уже опустил бы руки, предоставил бы мальчику сидеть на диване и мучиться в одиночестве. Ничего, скоро Симон увидит, как ему повезло с папой!
В самом благостном расположении духа Мельберг надел куртку, соображая, какое бы такое придумать занятие, благотворное для развития отцовско-сыновних отношений. К несчастью, в этом богом забытом захолустье в плане развлечений для двух настоящих мужчин не из чего было особенно выбирать. Вот если бы они находились в Гётеборге, он показал бы сыну стриптиз-клуб или научил бы играть в рулетку. А так не знаешь, что и делать. Ну ничего! Что-нибудь да придумается!
Проходя мимо кабинета Хедстрёма, Мельберг подумал: как скверно то, что случилось с его маленькой дочкой. Вот вам и еще одно доказательство — никогда не знаешь, что может случиться, а стало быть, пока не поздно, надо радоваться, что у тебя есть дети, и наслаждаться общением с ними. А потому никто не вправе упрекнуть его за то, что он сегодня решил уйти пораньше.
Насвистывая, Мельберг приблизился к столу дежурного, но тут же застыл, заметив, как вдруг захлопали двери и его подчиненные наперегонки понеслись к выходу. Что-то случилось, и, как всегда, его забыли проинформировать.
— Что тут происходит? — крикнул он Йосте, который бежал не слишком резво и потому оказался в хвосте.
— На улице кого-то машина задавила.
— Вот черт! — воскликнул Мельберг и тоже помчался так быстро, как только несли ноги.
Выскочив из дверей, он сразу остановился. Посреди дороги стоял черный семейный автомобиль, и какой-то человек — по-видимому, водитель — ходил вокруг, держась за голову. На водительском месте сработали подушки безопасности, и он, судя по всему, остался невредим, но сейчас был не в себе. Перед радиатором машины на дороге лежал какой-то мешок. Над ним склонялись стоявшие на коленях Патрик и Анника, в то время как Мартин пытался успокоить водителя. Эрнст стоял немного в стороне, беспомощно свесив руки, весь белый, как бумага. К нему подошел Йоста, и Мельберг увидел, как они тихо переговариваются. Озабоченное лицо Йосты вызвало у Мельберга глубокое беспокойство, и даже в желудке появилось неприятное ощущение.
— Кто-нибудь вызвал «скорую»? — спросил он, и Анника ответила, что да. Расстроенный и растерянный, не зная, что ему делать, он подошел к Эрнсту и Йосте.
— Что тут случилось? Кто-нибудь из вас знает?
Не предвещавшее ничего хорошего молчание обоих подсказало, что ответ вряд ли его обрадует. Заметив, что Эрнст тревожно заморгал, он устремил на подчиненного пристальный взгляд:
— Ну, будет кто-нибудь отвечать или из вас щипцами надо вытягивать каждое слово?
— Это был несчастный случай, — сказал Эрнст плаксивым голосом.
— Может быть, ты сообщишь мне какие-нибудь детали этого «несчастного случая», — осведомился Мельберг, продолжая сверлить его глазами.
— Я только хотел задать ему несколько вопросов, а он психанул. Он же был совсем психованный, этот парень, я-то тут при чем? — Эрнст воинственно возвысил голос, пытаясь овладеть ситуацией, неожиданно вышедшей у него из-под контроля.
Тревожное ощущение в желудке Мельберга усилилось. Он взглянул на лежащий посреди дороги «мешок», но лица не разглядел, поскольку его заслонял Патрик, и Мельберг не мог определить, знаком ли ему этот человек.