Вкус пепла - Страница 128

128

Он навестил на дому нескольких пожилых прихожан, которые рады были с кем-нибудь поговорить о том о сем, и теперь, оставив позади пасторскую усадьбу, направлялся к церкви. Многие из более амбициозных коллег Харальда были бы недовольны малочисленностью здешней паствы, но Харальда все устраивало. Желтая пасторская усадьба служила ему отличным уютным домом, а при виде церкви, возвышавшейся на вершине горы, он всегда заново восхищался ее величественными очертаниями. Поравнявшись со старой приходской школой, стоявшей напротив пасторского дома, он подумал о развернувшихся в общине ожесточенных спорах. Одно жилищное товарищество хотело снести это крайне обветшавшее строение и возвести на его месте жилые дома, но появление проекта тотчас же вызвало ряд протестных статей в прессе, посыпались читательские письма с требованием любой ценой оставить все как есть. Харальду в той или иной мере были понятны позиции обеих сторон, но самым примечательным казалось то, что против строительства выступали в основном не коренные жители, а владельцы вилл, проводившие здесь только летние месяцы. Они желали, чтобы место их отдыха оставалось таким же живописным и идиллическим, как раньше, а они могли бы во время отпуска так же гулять по Фьельбаке, радуясь своему мирному приюту, удаленному от житейской суеты большого города. Проблема состояла только в том, что населенный пункт, который не развивается, рано или поздно умирает, и невозможно навсегда все заморозить. Людям требовалось новое жилье, и нельзя было, записав всю Фьельбаку в охраняемые памятники, надеяться, что это не скажется на ее естественном развитии. Туризм — это, конечно, неплохо, но жизнь ведь продолжается не только летом, размышлял Харальд, неторопливо шагая к церкви.

У него вошло в привычку перед тем, как зайти в храм, остановиться и, задрав голову, полюбоваться колокольней. В ветреную погоду, как, например, сегодня, создавалось впечатление, будто колокольня покачивается в воздухе, и внушительное зрелище тысячетонной гранитной громады, словно бы готовой обрушиться прямо на тебя, всегда вызывало у него почтительное воспоминание о людях, построивших это грандиозное здание. Иногда он мечтал, как хорошо было бы жить в то время, стать, может быть, одним из каменщиков, в безвестности возводивших все это своими руками, начиная от простых стен и кончая великолепными статуями. Но он был достаточно просвещенным человеком, чтобы знать цену романтическим мечтам. Вряд ли их жизнь была такой уж приятной, и он слишком ценил современные удобства, чтобы, обманывая себя, воображать, будто без них лучше.

Помечтав немного, он отворил церковную дверь и виновато подумал: вот опять мысленно просил неведомые силы о том, чтобы не встретить здесь Арне. Ведь тот, в сущности, не делал ничего плохого, свою работу выполнял на совесть, но Харальд вынужден был признаться себе, что недолюбливает последователей пережившего свое время шартаунизма. Арне же был одним из худших представителей этого племени: такого мрачного человека надо было еще поискать. Казалось, что он закостенел в вечном унынии и во всем старается найти только негативную сторону. Иногда, столкнувшись с ним, Харальд чувствовал, как эта встреча буквально выкачивает из него жизненную энергию. Да и вечное брюзжание по поводу женщин-священников Харальду тоже порядком надоело. Если бы ему за выслушивание жалоб на его предшественницу платили каждый раз по пятерке, то сейчас он был бы богатым человеком. Сам он, честно говоря, не мог понять, что такого ужасного в том, если женщина несет людям слово Божие. Каждый раз, когда Арне принимался разглагольствовать на эту тему, Харальд с трудом удерживался от замечания, что проповедуют все-таки не причинным местом, но в последний момент прикусывал язык. Бедный Арне, пожалуй, упал бы замертво, услышав от пастора такие выражения.

Зайдя в ризницу, Харальд понял: его надежды на то, что ревнитель старинного благочестия спокойно сидит у себя дома, не сбылись. В церкви раздавался голос Арне: видно, какие-нибудь несчастные туристы нарвались на самого сурового из всех церковных сторожей Швеции. В первый миг у Харальда явилось искушение потихоньку смыться, словно его тут и не было, но потом он со вздохом понял, что следует поступить по-христиански и прийти на выручку перепуганным пришельцам.

Однако туристов нигде не было видно, зато Арне, взобравшись на церковную кафедру, громовым голосом читал проповедь над пустыми скамейками. Харальд смотрел на него в изумлении, гадая, что это вдруг на старика нашло.

Арне размахивал руками и витийствовал так, словно произносил саму Нагорную проповедь, и остановился только на миг, когда увидел в дверях священника. А затем продолжил как ни в чем не бывало. Тут Харальд заметил внизу под кафедрой целую россыпь белых листов, но не успел задаться вопросом, как получил ответ: на глазах у него Арне яростно вырвал несколько страниц из псалтыря, который держал в руке, и выбросил — они плавно опустились на пол.

— Что это ты тут делаешь? — возмущенно спросил Харальд и решительным шагом направился к Арне по центральному проходу.

— То, что давно должен был сделать, — воинственно ответил взбунтовавшийся сторож. — Искореняю новомодное безобразие. Безбожные писания, вот это что! — прошипел он, продолжая терзать псалтырь. — Я не понимаю, почему все старое надо вдруг менять. Раньше все было гораздо лучше. А нынче всю мораль перевернули, люди поют и пляшут хоть в четверг, хоть в воскресенье! Не говоря уже о том, что совокупляются где ни попадя, не признавая святости брачных уз.

128