Вкус пепла - Страница 81

— Здравствуй, Никлас, — сказала Эрика, но не сдвинулась с места, чтобы впустить гостя.

Они встречались только мельком, и она удивилась, не понимая, почему он вдруг к ней пришел.

— Здравствуй, — ответил он неуверенным голосом и снова замолчал. Затем, спустя, казалось, очень долгое время, заговорил снова:

— Можно мне зайти ненадолго? Мне нужно поговорить с тобой.

— Да, конечно, — отозвалась Эрика все таким же недоумевающим тоном. — Заходи, пожалуйста. Сейчас я сварю кофе.

Пока она на кухне готовила кофе, Никлас снял в передней верхнюю одежду.

Она подняла Майю, которая уже захныкала на полу, и свободной рукой разлила в чашки кофе, затем села за кухонный стол.

— Знакомая картина! — рассмеялся Никлас, усаживаясь напротив. — Мамаши вырабатывают способность управляться со всеми делами одной рукой не хуже, чем двумя. Не понимаю, как это у вас получается.

Эрика улыбнулась ему в ответ. Удивительно, как менялось лицо Никласа, когда он смеялся! Но тут же он снова посерьезнел, и лицо его приняло замкнутое выражение.

Он неторопливо попивал кофе, словно хотел выиграть время. В душу Эрики закралось любопытство. Что ему от нее нужно?

— Ты, конечно, спрашиваешь себя, зачем я пришел, — произнес он, словно прочитав ее мысли.

Эрика промолчала. Никлас отпил еще глоток и продолжил:

— Я знаю, что Шарлотта приходила поговорить с тобой.

— Я не могу пересказывать, о чем мы с ней…

Он остановил ее предупреждающим жестом:

— Нет, я пришел не для того, чтобы выспрашивать у тебя, о чем вы говорили с Шарлоттой. Я пришел потому, что ты самая близкая ее подруга. И, судя по тому, что я видел, когда ты приходила к нам, ты хороший друг. В ближайшее время Шарлотте очень нужен будет друг.

Эрика вопросительно посмотрела на него, но нехорошее предчувствие уже подсказало ей, что он скажет дальше. Она ощутила на своей щеке прикосновение маленькой ручки и, опустив взгляд, посмотрела на Майю, которая весело глядела на нее и старалась поймать прядку ее волос. Если честно, то она не знала, хочет ли услышать то, что он собирается ей сказать. Часть Эрики хотела оставаться в том замкнутом мирке, в котором она жила последние месяцы. Несмотря на то что ей часто бывало в нем душно, он все же был безопасен и привычен. Но она подавила это инстинктивное чувство, перевела взгляд с Майи на Никласа и сказала:

— Я с удовольствием помогу всем, чем возможно.

Никлас кивнул, но затем словно бы заколебался. Повертев некоторое время чашку, он сделал глубокий вдох и признался:

— Я обманывал Шарлотту. Я обманывал свою семью самым бессовестным образом. Но есть и другое. То, что давило на нас, что нас разъединяло. И этим вещам мы теперь должны посмотреть в лицо. Шарлотта еще не знает о моем обмане, но я должен буду ей об этом рассказать, и тогда ей понадобится твоя поддержка.

— Расскажи мне, — мягко предложила Эрика, и Никлас с очевидным облегчением излил перед ней весь поток бессвязных, грязных и противных признаний.

Когда он закончил, на лице его отразилось явное облегчение. А Эрика не знала, что сказать. Она погладила щечку Майи, как бы защищаясь от реальной действительности, которая оказалась такой гадкой и страшной. Ей хотелось встать и крикнуть, чтобы он убирался к черту, и одновременно она готова была обнять его и утешать, гладя по спине. Вместо этого она сказала:

— Тебе нужно во всем признаться Шарлотте. Поезжай прямо сейчас домой и расскажи ей то, что рассказал мне. А если ей нужно будет с кем-то поговорить, я буду дома. А потом, — Эрика помолчала, не уверенная, надо ли это сейчас говорить, — потом вы должны взять свою жизнь в собственные руки. Если Шарлотта — я повторяю, если — сможет простить, то от тебя будет зависеть, сумеете ли вы наладить совместную жизнь. Самое первое, что ты должен сделать, это позаботиться о том, чтобы вы уехали из этого дома. Шарлотте с самого начала плохо жилось с Лилиан, и я знаю, что после смерти Сары все стало еще хуже. Вам нужно жить отдельно, своей семьей. Вам нужно место, где бы вы снова могли сблизиться, где вам ничто не помешает оплакать гибель Сары.

Никлас кивнул:

— Да, я понимаю, что ты права. Я должен был давно уже все это устроить, но я настолько зарылся в свои дела, что не замечал…

Он склонил голову и уставился на столешницу. Когда он поднял взгляд, в глазах его стояли слезы.

— Я чувствую такое горе, когда думаю о ней, Эрика! Такое горе, что, кажется, оно меня вот-вот раздавит. Нет больше Сары, Эрика! Я, кажется, только сейчас это осознал. Нет больше Сары!

В выходные это снова случилось. С последнего раза прошло несколько недель, и он едва начал надеяться, что все это ему лишь приснилось или что с этим покончено раз и навсегда. И вдруг вновь то же самое! Этот миг отвращения, возмущения и боли.

Знать бы хоть, как против этого бороться! Когда это происходило, он делался точно парализованным и безвольным и просто плыл туда, куда его несло.

Себастьян сидел на горе Веддерберг, обхватив коленки руками. Отсюда, с высоты, открывался широкий вид на залив. Было холодно и ветрено, но в каком-то смысле это даже хорошо: словно все одинаково внутри и снаружи. Вот бы еще дождик пошел! Потому что именно так было у него на душе — словно идет дождь, льет как из ведра, унося прочь все хорошее и здоровое в гигантскую сливную трубу.

А тут еще и Руне ругался в придачу ко всему остальному. Орал и говорил, мол, теперь-то видно, что Себастьян даже не старается. Что надо прилагать какие-то усилия. Что если не трудиться как следует, у него впереди нет будущего. Когда голова плохо работает, тем более надо стараться. Но ведь он старался! Старался, насколько это возможно в таких обстоятельствах. Он же не виноват, что все получилось не так!