Вкус пепла - Страница 62

Он произнес это, не глядя жене в глаза, и она почувствовала, как в груди закипает ярость. Что это он придумал? Неужели она теперь будет лишена единственной радости, которая у нее еще оставалась в жизни?

Догадываясь о том, какую бурю чувств вызвали его слова, Андерс сказал:

— Ведь тебе уже сейчас стало нелегко ходить в лавку, а когда родится ребенок, трудно будет вырваться из дома, поэтому лучше уж я возьму это дело на себя.

От ярости она не могла вымолвить ни слова. Затем временная немота отпустила ее, и она высказала ему все, что думала об этом решении. Она видела, как мучает его сознание, что весь барак ее слышит, но не обращала на это внимания. Ее совершенно не волновало, что о ней подумает здешняя голытьба, а уж Андерсу она выскажет все, пускай знает, какого она о нем мнения.

Но к ее удивлению, на этот раз Андерс не уступил, несмотря на брань. В первый раз за все время он продолжал стоять на своем, сколько она ни вопила. Когда она наконец была вынуждена сделать паузу, чтобы перевести дыхание, он спокойно заявил, что она может кричать, пока не охрипнет, но как он сказал, так и будет.

Агнес почувствовала, как ей становится трудно дышать, от злости у нее потемнело в глазах. Отец всегда уступал ей, когда она начинала задыхаться и судорожно хватать ртом воздух, но Андерс только молча за этим наблюдал и даже не думал ее успокаивать.

Тут вдруг она почувствовала резкую боль в животе и испугалась. Ей захотелось домой, к папе.

~~~

Моника ощутила испуг, как удар в живот.

— Тут была полиция?

Морган кивнул, не отрывая глаз от экрана. Она понимала, что сейчас не время с ним говорить: согласно своему распорядку, он работал и был недоступен для общения. Но она не могла ничего с собой поделать, ее переполняло беспокойство, заставляя переминаться с ноги на ногу. Ей хотелось подойти к сыну и потрясти его за плечо, заставить рассказать побольше, не дожидаясь бесконечных уточняющих вопросов, но она знала, что это бесполезно. Приходилось расспрашивать с обычной терпеливостью.

— Чего они хотели от тебя?

Он по-прежнему не желал отрываться от экрана и, отвечая, продолжал стучать по клавиатуре, ни на секунду не замедляя темпа:

— Они спрашивали про умершую девочку.

У нее зашлось сердце, пропустив не один, а сразу несколько ударов. Осипшим голосом она уточнила:

— О чем они тебя спрашивали?

— Видел ли я, как она уходила утром, и еще разное другое.

— А ты видел?

— Что видел? — рассеянно переспросил Морган.

— Ее — видел?

— Зачем ты сейчас пришла? — Он проигнорировал ее вопрос. — Ты знаешь, что это не по расписанию. Ты же обычно приходишь тогда, когда я не работаю.

В громком, резком голосе не слышно было возмущения, он просто констатировал факт. Она допустила отклонение от их обычного распорядка, нарушила ритм, и должна была знать, что его это удивит. Но она не могла сдержаться, ей требовалось все узнать.

— Ты видел, как она уходила?

— Да, я видел, как она уходила. Я рассказал об этом полиции, ответил на все их вопросы. Хотя они тоже нарушили мой распорядок.

Сейчас он полуобернулся в ее сторону и смотрел на мать этим своим разумным, но странным взглядом. Его взгляд всегда оставался таким. Эти глаза никогда не меняли своего выражения, не наполнялись чувством — по крайней мере с тех пор, как он научился управлять своим поведением. Когда он был моложе, у него случались страшные приступы ярости и досады из-за вещей, на которые он не мог повлиять или когда он чего-то не мог сделать. Причиной могло быть что угодно, начиная от невозможности решить, в какой день ему принимать душ, или выбрать, что он хочет на обед. Но с тех пор и он, и она многому научились. Жизнь пошла по накатанной колее, а выбор был давно сделан. Он принимал душ через день, его обед состоял из четырех блюд, которые она чередовала согласно выработанному расписанию, а завтрак и ужин всегда были одинаковы. Работа стала для него настоящим спасением. Он занимался тем, что у него хорошо получалось, это занятие давало ему возможность применить свой высокоразвитый интеллект и в то же время вполне соответствовало темпераменту больного с синдромом Аспергера.

Моника очень редко заходила к нему в неположенное время. Она даже не помнила, когда это случалось в последний раз. Но сейчас, коли она все равно уж его потревожила, ничего не мешало продолжить разговор.

Пройдя по тропинке между кипами журналов, она села на кровать.

— Я хочу, чтобы в другой раз ты не разговаривал с ними без меня.

Морган только кивнул. Затем он повернулся к ней окончательно, усевшись лицом к спинке стула и опершись на нее скрещенными руками.

— Как ты думаешь, мне дали бы на нее посмотреть, если бы я попросил?

— На кого посмотреть? — растерялась Моника.

— На Сару.

— Что это тебе приходит в голову! — Монике показалось, что комната закружилась перед ее глазами. Напряжение последних нескольких дней вывело ее из равновесия, и от вопроса Моргана она потеряла самообладание.

— Зачем тебе надо ее видеть? — Она не могла скрыть пробивавшуюся в ее голосе нотку раздражения, но он, как всегда, никак не отреагировал на интонацию. Она даже не была уверена в том, что он воспринимает повышение голоса как знак того, что она сердится.

— Чтобы посмотреть, как она теперь выглядит, — спокойно ответил Морган.

— Зачем тебе это? — Голос Моники звучал все более взволнованно, и она почувствовала, что сжимает кулаки. Ее охватил ужас, и каждое слово Моргана казалось новым шагом навстречу тому мраку, которого она всегда так боялась.