Шарлотта жалела о том, что вчера сказала Эрике. Теперь они с Никласом помирятся, станут ближе друг другу, а ее подозрительность только все портит. Она видела, что он тоже страдает, и если уж это их не сблизит, то им вообще больше не на что надеяться.
Выбравшись из лекарственного тумана, она все время надеялась, что Никлас наконец станет таким человеком, каким он всегда жил в ее представлении: нежным, заботливым и любящим. Раньше она видела в нем проблески этих качеств и за них его и любила. Сейчас она мечтала только об одном: прислониться к нему и чтобы он показал себя более сильным из них двоих. Но пока этого не происходило. Он замкнулся в себе, старался как можно скорее уйти на работу, оставляя ее одну среди обломков их общей жизни.
Вдруг она задела что-то ногой. Шарлотта наклонилась и замерла на полдороге. Она просила Никласа убрать подальше с ее глаз все вещи Сары; целое утро он потратил на то, чтобы разложить все по ящикам, и отнес их на чердак. Но одну вещь он не заметил. Старый тряпичный мишка Сары наполовину высовывался из-под кровати, на него-то сейчас и наткнулась Шарлотта. Она осторожно подняла игрушку с пола и присела на кровать, пережидая, пока перестанет кружиться голова. На ощупь мишка был шершавый. Сара не давала его постирать, поэтому у него был такой вид, словно он побывал в уличной драке. Вдобавок от него исходил странный запах. Очевидно, этот запах не изгнала бы даже стиральная машина и не заглушил бы «Ариэль». Один глаз у мишки отсутствовал, и Шарлотта нащупала торчащие на его месте нитки. Последний раз она плакала два часа назад, и это был самый длинный перерыв между приступами горя за все время с тех пор, как стало известно о гибели девочки. И вот слезы вновь начали накипать у нее в груди. Шарлотта прижала к себе мишку и легла на кровать. Плач вырвался наружу.
— Чудо из чудес, — объявил по телефону Педерсен. — Впервые в мировой истории результат анализов пришел раньше обещанного срока.
— Подожди, я отъеду в сторонку, — сказал ему Патрик, уже высматривая подходящее место.
Эрнст указал на лесную дорогу с той стороны шоссе, по которой они ехали, и Патрик решил, что сойдет.
— Ну вот, сейчас я не веду машину. Итак, что показали анализы? — спросил он без особенной надежды.
Вероятно, они выяснили только, что Сара ела на завтрак, а относительно воды в легких он уже проконсультировался и, к своему огорчению, узнал, что вряд ли возможно установить сорт мыла, остатки которого были в ней найдены. Педерсен это как раз подтвердил:
— Вода, как я и говорил, была водой из крана, и содержание различных примесей бесспорно показывает, что это та вода, которая подается во Фьельбаке. Сорт мыла по имевшимся там частицам установить не удалось.
— Не очень-то это продвинуло нас вперед, — недовольно отозвался Патрик, вновь почувствовав, как разгадка дела ускользает.
— Что касается воды в легких, это действительно так, — произнес Педерсен каким-то загадочным тоном.
Патрик напрягся.
— А есть что-то другое? — спросил он и, затаив дыхание, стал ждать ответа.
— Есть, хотя я и не знаю, что это может значить. Анализ содержимого желудка подтверждает то, что сказали о завтраке родственники, но, — тут Педерсен сделал паузу, а Патрик едва не вскрикнул от нетерпения. — В легких и в желудке обнаружилось нечто странное. Похоже, что девочка наглоталась золы.
— Но каким образом, черт возьми, ей могла попасть в желудок зола? — Краем глаза Патрик заметил, как Эрнст подпрыгнул на сиденье и вытаращил глаза.
— Ничего определенного сказать невозможно. Но, просмотрев данные и сверившись с протоколом вскрытия, я пришел к предположению, что зола была введена насильно через рот. Потому что небольшие частицы золы мы обнаружили также в полости рта и в пищеводе, хотя большая часть была смыта водой.
Патрик не сказал ни слова, но в голове завертелся круговорот мыслей. Зачем, скажите на милость, кому-то понадобилось пихать девочке в рот золу? Он попытался собраться и вспомнить все, что ему нужно спросить.
— Зола в легких. Как она попала туда, если ее заставляли эту золу проглотить?
— Это только моя гипотеза, но часть могла угодить не в то горло, когда ее заставляли глотать. Кроме того, поскольку она сидела в ванне, то часть золы могла просыпаться в воду, и когда ее стали топить, зола вместе с водой попала в легкие.
С пугающей ясностью перед глазами Патрика встала эта сцена. Сидящая в ванне Сара, рядом фигура неизвестного человека, который силой запихивает ей в рот горсть золы, а затем ладонью зажимает рот и нос жертвы, заставляя проглотить. Затем те же руки держат ее голову под водой, пока снизу не перестают подыматься пузыри и тело не замирает.
Что-то зашумело в кустах рядом с машиной, прервав тягостное молчание. Патрик тихо спросил Педерсена:
— Вы пришлете нам это по факсу?
— Уже послал. В лаборатории собираются продолжить анализ золы, чтобы посмотреть, нельзя ли извлечь из этого что-то полезное для дела. Но они решили поставить нас в известность, не дожидаясь результатов, считая, что для нас будет важно как можно скорее получить эту информацию.
— И правильно сделали. Когда, по-вашему, мы узнаем побольше про эту золу?
— Думаю, что к середине следующей недели, — сказал Педерсен и тихо добавил: — А как у вас идут дела? Есть что-нибудь новое?
Задавать вопросы о ходе следствия было весьма необычным поступком для судебно-медицинского эксперта, но Патрик не удивился. Смерть Сары взволновала многих, даже самых закаленных людей. Подумав секунду, он сказал: