— Но, Лилиан, дорогая! Я же только рассказал…
— Рассказал так, как было! Это ты собирался мне сказать? Что ты сказал так, как оно было! Надо, верно, радоваться, как несказанному счастью, что есть на свете такие честные люди, как ты, Стиг! До того честные и порядочные, что им наплевать, если они своими словами поставят жену в дурацкое положение. А я-то думала, что ты на моей стороне!
От злости она брызгала слюной, и, глядя на ее искаженное лицо, он едва узнавал свою супругу.
— Но я всегда на твоей стороне, Лилиан. Я просто не знал…
— Не знал! Неужели я буду обо всем тебе докладывать, идиот несчастный!
— Но ты же ничего не сказала… И потом, это же, наверное, какие-то полицейские глупости. Ты бы никогда ничего подобного не стала выдумывать.
Стиг отчаянно пытался найти хоть какую-то логику в обрушившейся на него ярости.
Только сейчас он заметил на лице жены пятно, которое уже начало принимать синевато-лиловый оттенок. Взгляд его приобрел непривычную остроту, и он пристально посмотрел на Лилиан.
— Что это у тебя на лице за отметина? Ее же не было, когда ты ко мне поднималась. Неужели полицейские сказали правду? Ты придумала, будто Кай ударил тебя, когда приходил к нам? — Он спрашивал недоверчивым тоном, но, заметив, как Лилиан слегка поникла под его взглядом, тем самым получил подтверждение. — Как тебе только пришло в голову сделать такую глупость?
Их роли теперь переменились, голос Стига стал резким, а Лилиан опустилась рядом с ним на кровать и сидела, закрыв руками лицо.
— Не знаю, Стиг. Сейчас я понимаю, что это было глупо, но я же только хотела, чтобы они серьезно занялись Каем и его семейством. Я совершенно уверена, что эти люди так или иначе замешаны в смерти Сары! Разве я не говорила всегда, что у этого человека нет тормозов! И еще этот странный Морган! Он ведь прятался в кустах и подглядывал за мной! Ну почему полиция ничего не делает!
Она вся тряслась от рыданий, и Стиг, собрав последние силы, несмотря на боль, приподнялся с подушек и обнял плачущую жену. Стараясь успокоить, он гладил ее по спине, но его взгляд оставался тревожным и изучающим.
Когда Патрик вернулся домой, Эрика сидела одна в темноте, погруженная в свои мысли: Кристина забрала Майю на прогулку, а Шарлотта уже давно ушла. Эрика была озабочена тем, что рассказала ей подруга.
Услышав, как Патрик открывает входную дверь, она встала и вышла его встречать.
— Что это ты сумерничаешь?
Поставив несколько упаковок с едой на кухонный стол, он пошел включить освещение. Сначала Эрика отвернулась от яркого света, затем тяжело опустилась за стол и стала смотреть, как он разбирает принесенные покупки.
— Как славно стало у нас здесь! — сказал Патрик бодро и огляделся вокруг. — Хорошо все-таки, что мама иногда может прийти и навести порядок, — продолжил он, не замечая недовольного взгляда Эрики.
— Конечно, просто замечательно, — откликнулась она кисло. — Должно быть, ужасно приятно прийти с работы и застать дома в виде исключения порядок и чистоту.
— Да, действительно! — подтвердил Патрик, по-прежнему не сознавая, что сам роет себе яму, которая с каждой минутой становится все глубже.
— Ну так и приходил бы домой пораньше, чтобы следить за порядком! — выкрикнула Эрика.
От внезапного крика Патрик так и подскочил на месте, а потом удивленно повернулся к ней.
— Ну что я такого сказал?
Эрика молча встала и ушла. Иногда он все-таки бывает дурак дураком! Если ему самому непонятно, она не собирается объяснять.
Она снова села в темной гостиной и стала глядеть в окно. Погода на улице была под стать ее душевному самочувствию — пасмурная, ветреная, сырая и холодная, с предательски короткими затишьями, сменяющимися резкими порывами бури. По щекам у нее потекли слезы.
Пришел Патрик и сел рядом на диван.
— Прости, я вел себя как дурак. Мамины посещения, конечно же, нелегко перенести.
У Эрики задрожал подбородок. Она так устала плакать! Кажется, последние месяцы она только и делала, что заливалась слезами. Если бы ей удалось хоть немножко подготовиться к тому, как это будет! Слишком велик оказался контраст с тем безумным счастьем, которое, по ее представлениям, полагалось испытывать после рождения ребенка. В самые мрачные часы она почти ненавидела Патрика за то, что он не разделяет ее чувств. Логическая часть разума говорила ей, что это и хорошо: кто-то ведь должен заботиться, чтобы семейные дела как-то шли дальше, но она мечтала, чтобы он хотя бы ненадолго побыл на ее месте и понял ее состояние.
Словно прочитав мысли Эрики, Патрик сказал:
— Хотел бы я поменяться с тобой местами, честное слово! Но я не могу, так что лучше перестань храбриться и поделись со мной. Может быть, тебе стоило бы поговорить с кем-то другим, со специалистом? Наверняка в детской консультации нам бы с этим помогли.
Эрика энергично замотала головой: ее депрессия должна пройти сама, она не может не пройти. Кроме того, на свете есть люди, которым приходится гораздо хуже, чем ей.
— Сегодня у меня была Шарлотта, — сказала она.
— Как она? — тихо спросил Патрик.
— Лучше в каком-то смысле. — Эрика помолчала. — Вы до чего-нибудь докопались?
Патрик откинулся на спинку дивана и стал смотреть в потолок.
— К сожалению, нет, — наконец ответил он, глубоко вздохнув. — Мы даже не знаем еще хорошенько, с какого конца подступиться. К тому же похоже, что удалая маменька Шарлотты гораздо больше озабочена тем, как бы половчей провести очередной боевой маневр в застарелой распре с соседом, чем в том, чтобы оказать помощь следствию, и от этого наша работа не становится легче.