Вкус пепла - Страница 144

144

В его голосе не отражалось никаких эмоций, но глаза смотрели с ледяным холодом, совершенно ему не свойственным.

На секунду Лилиан встретилась глазами с Шарлоттой. Та не поняла ничего из того, что сказал Патрик, но что-то мелькнуло во взгляде Лилиан, еще больше усилив ее растерянность, и у Шарлотты мурашки пробежали по спине. Случилось что-то нехорошее.

— У папы же был синдром Гийена-Барре. Он умер от нервного заболевания, — полуутвердительно обратилась она к Патрику.

Полицейский не ответил. Шарлотта еще все успеет узнать — больше, чем бы ей хотелось.

Лилиан отвела взгляд от дочери. И, словно приняв решение, спокойно сказала Патрику:

— Я еду с вами.

Растерянная Шарлотта так и осталась стоять, не зная, ждать ли ей здесь или тоже ехать с ними. В конце концов за нее решила ее нерешительность. Застыв на месте, она молча смотрела, как ее мать удаляется по коридору в сопровождении двоих полицейских.

~~~

Хинсеберг, 1962 год

Она решила, что навестит Агнес в первый и последний раз. Мысленно она уже перестала называть ее мамой — просто Агнес.

Ей только что исполнилось восемнадцать, и она покинула дом последних приемных родителей, ни разу не оглянувшись. Она не скучала по ним, а они по ней.

За прошедшие годы ей часто приходили письма — толстые конверты, которые пахли как Агнес. Она их даже не вскрывала, однако и не выбрасывала. Они лежали в чемодане, ожидая часа, когда, может быть, будут прочитаны.

Об этом Агнес и спросила в первую очередь:

— Ты получала мои письма, darling?

Мэри молча продолжала разглядывать ее. Четыре года они не виделись, и ей нужно было заново изучить это лицо, прежде чем начать разговор.

Ее удивило, как мало отразилось на Агнес пребывание в тюрьме. Выбор одежды был не в ее власти, так что от элегантных нарядов осталось одно воспоминание, но в прочем она, казалось, следила и ухаживала за собой все так же ревностно: волосы были уложены в новую прическу в виде высокой копны, глаза по моде густо подведены и в уголках нарисованы стрелки, ногти такие же длинные, какими Мэри их помнила. Сейчас Агнес нетерпеливо барабанила ими по столу в ожидании ответа.

Прошло еще некоторое время, прежде чем Мэри наконец заговорила.

— Да, но я их не читала. И не называй меня «darling», — закончила она и с интересом стала ждать ответа.

Она уже не боялась сидевшей перед ней женщины. По мере того как росла ее ненависть, внутреннее чудовище пожрало прежний страх. Такая огромная ненависть несовместима со страхом.

Агнес не могла упустить такой великолепный случай разыграть драматическую сцену.

— Ты их не читала? — вскричала она. — Я тут сижу взаперти, а ты разгуливаешь на свободе, ты развлекаешься, занимаешься бог знает чем, а для меня единственная радость — это знать, что любимая дочь читает письма, на которые я трачу бесконечные часы. А ты за целых четыре года не прислала мне ни единого письмеца, ни разу не поговорила со мной по телефону!

Агнес принялась громко всхлипывать, но не пролила ни слезинки — иначе идеально наложенная тушь потекла бы с ресниц.

— Почему ты это сделала? — тихо спросила Мэри.

Та мгновенно прекратила рыдать, спокойно достала сигарету, аккуратно прикурила и, сделав несколько глубоких затяжек, ответила с тем же несокрушимым спокойствием:

— Потому что он меня предал. Он решил, что меня можно бросить.

— Неужели нельзя было просто дать ему уйти?

Мэри приблизила лицо к Агнес, чтобы ничего не упустить из ответа. Она столько раз задавалась этим вопросом сама с собой, что теперь боялась потерять хоть словечко.

— Ни один мужчина не смеет бросать меня, — повторила Агнес. — Я сделала то, к чему меня вынудили. — Затем она перевела холодный взгляд на дочь: — Тебе ли не знать этого, а?

Мэри отвела глаза. Чудовище в ней беспокойно зашевелилось.

— Я хочу, чтобы ты переписала на меня дом во Фьельбаке, — резко бросила она. — И собираюсь там поселиться.

Агнес приготовилась что-то возразить, но Мэри поспешно добавила:

— Если ты хочешь поддерживать со мной впредь какую-то связь, то сделаешь, как я сказала. Если перепишешь на меня дом, то обещаю читать твои письма и отвечать на них.

Агнес заколебалась, и Мэри быстро продолжила:

— У тебя больше никого не осталось, кроме меня. Может быть, это и немного, но все же я единственный человек, который у тебя еще есть.

Несколько невыносимо долгих секунд Агнес взвешивала все за и против и, рассудив, как будет для нее самой лучше, наконец приняла решение:

— Ладно, пускай будет по-твоему. Хотя я и не понимаю, что ты собираешься делать в этой дыре, но раз уж тебе так хочется…

Агнес пожала плечами, а Мэри почувствовала прилив радости.

Этот план сложился у нее за последние годы. Она хотела начать все сначала. Стать совершенно другим человеком. Стряхнуть с себя все, что к ней пристало от прошлого, как старую ветошь. Она подала заявление о перемене имени, вторым шагом должно было стать приобретение дома во Фьельбаке, и она начала работать над тем, чтобы изменить свою внешность. Вот уже целый месяц она не позволяла себе ни одной лишней калории, а ежеутренняя часовая прогулка тоже делала свое дело. Все станет другим. Все будет по-новому.

Последнее, что она услышала, покидая Агнес в комнате для свиданий, были удивленные слова:

— Никак ты сбросила вес?

Мэри даже не обернулась. Она начала свой путь к тому, чтобы стать другим человеком.

~~~

На следующий день ветер улегся, и осенняя погода показала себя с самой лучшей стороны. Листва, которая устояла под порывами ветра, покраснела и пожелтела и теперь, отливая золотом, тихо покачивалась от легкого бриза. Солнце сияло. Оно не грело, но от его лучей убавилась сырость, которая, проникая сквозь все слои одежды, вызывала ощущение холодной влажности.

144